5.

На этот раз он не успел вступить в сражение с безумным городом – люди напали на него первыми, едва вампир переступил границу между вечным утром и вечной полночью. Тело снова вспомнило быстрее, чем разум: горячую кровь, жгучий металл – и победило.

Алукард поднял с земли упавший автомат, короткой очередью вспорол асфальт перед собой и рассмеялся. Ему не было дела до этих глупцов, их ненависти и смерти, но если они решили развлекать его в пути – он даже рад. Вперед!

* * *
Вампир прислушался к темноте, к городу, к мутной безымянной тоске в груди. Он чувствовал: что-то случилось: его цель распалась, и теперь осколки мерцали и кружили, мешая выбрать дорогу. Это было неправильно и тревожно, намного хуже, чем солдаты, которые продолжали стрелять в него и которых он убивал; хуже, чем слишком медленно заживающие раны; даже хуже, чем каждым камнем ненавидящий его город. Надо было поторопиться. И найти хоть что-то.

* * *
Она сидела на каменных ступеньках и приветливо улыбалась ему. Алукард не помнил ее лица – в нем не было ничего знакомого – ничего, что гнало его из рассвета в ночь, а потом дальше, по взбесившимся улицам, под пулями солдат давно уже мертвой армии.
Но он не мог ошибиться. Просто…

Алукард подошел еще ближе, и тогда девушка подняла на него пустые черные провалы глаз, подведенные синим карандашом. Ни тени страха или смущения, одно насмешливое любопытство.

– Ты все-таки пришел, вампир? А я уже устала ждать.

– Кто ты? – он слишком долго молчал, и теперь бессмысленные слова царапали горло. Ему все равно, кто она такая. Он искал не ее. Почему тогда она ждала его?

Девушка по-птичьи склонила голову набок, на секунду задумавшись.

– Я – всего лишь посланница. Мне нужно кое-что передать тебе. Упорство ведь должно быть вознаграждено, так? – кривая улыбка расколола нежное лицо. – Возьми, теперь это твое, – грязно-белый комок полетел вампиру под ноги. Алукард нагнулся и поднял с земли маленькую шелковую перчатку. Что-то, что он знал слишком хорошо, но о чем не помнил совсем. Воля. Сила. Тепло. Кровь. И еще – еще много всего – для чего были слова лишь у людей, не у не-мертвых. Осколок его прежнего мира и памяти. Он стиснул пальцы, борясь с желанием поднести ко рту жалкий кусок ткани и проглотить, чтобы заглушить внезапно проснувшийся голод.

– Откуда ты взяла это?

– Она сама дала мне ее. Живая женщина, которая ищет тебя. Она готова платить нам. Интересно, что она отдаст в следующий раз? И как далеко зайдет, – его собеседница снова засмеялась. – А что есть у тебя, вампир? Чем ты заплатишь за мои ответы, нищий граф, потерявший даже себя самого?

Он не понял почти ничего, кроме самого главного: это враг. Не такой, как прежние. Вампир думал – здесь его хотят убить, и это было привычно и даже весело. Он ошибался: ему хотели помешать уйти. Хуже, намного хуже! Ярость закипела, обожгла мертвое голодное сердце, затянула ночь вокруг багровым туманом. Алукард сделал шаг вперед, чувствуя, как тяжелеет, набухает тень за спиной, склонился к белому лицу и заглянул в пустые глаза. Ни движения, ни искры, ни тени. Там не было даже ненависти.

– Не бойся. Я смогу заплатить, – еле слышно проговорил он, почти коснувшись губами губ в тот момент, когда худая ладонь пробила ей грудь. Жалко и коротко хрустнули ребра, и длинные пальцы раздавили сердце.

Вампир оставил свою жертву лежать на ступенях и двинулся дальше. Теперь ему снова придется пересечь этот проклятый город. Нужно спешить, пока живая женщина не успела отдать здешним мертвецам еще что-нибудь.

Но не успел он пройти и двух кварталов, как город запер его во дворе-колодце без входов и выходов. Он продолжал сражаться и убивать до тех пор, пока тело не отказалось повиноваться ему. А потом пули раскололи голову, изрешетили сердце, раздробили кости, и Алукарду пришлось умереть.

* * *
Там, где он пришел в себя, по-прежнему всходило солнце.