09:03 Мне приснился страшный сон. Бонус |
| То ли бонус, то ль сюжет, то ли будет, то ли нет (кто же автора поймет?) ...И тут Андерсон проснулся. Они тряслись в автобусе - собственно, Андерсон очнулся от того, что на очередном повороте ощутимо ударился головой о стекло. Он проморгался, снял очки и протер глаза - потом огляделся: дети были рассажены по двое, рядом с падре сидела Хайнкель - спала она или нет, было сложно понять: за темными стеклами глаз не видно. - Что такое, падре? - спросила Вульф, зашевелившись на сидении. Значит, не спала. - Где мы? - более глупый вопрос трудно было задать, мгновением позже осознал падре. - Куда мы? - Вы сказали, что не можете больше терпеть мои издевательства над детьми, и предложили подождать автобуса. Нам выходить на следующей, кстати, - Хайнкель, если и удивилась, то виду не подала. - А куда мы едем? - В музей. Хайнкель демонстративно отвернулась и стало смотреть в другое окно. Падре запустил руки в короткие волосы, сжал пальцы. Что же это такое? Из одного кошмара в другой! Почти-объединение с заклятыми врагами, живой Алукард (во всяком случае, полицейская точно не упокоилась), приглашение в кафе... Что же еще... Ах да, самолет. - А если бы вы согласились подождать еще пять минут, - внезапно обиженно протянула Вульф, - мы бы точно вышли там, где надо! Андерсон молча потрепал ее светлую макушку. Ничего, подумаешь, и не такое еще приснится. Все сомнения и фантазии - от лукаваго. Вот только на душе от этого сразу стало до невозможности горько. В музее было почти пустынно, как во сне. Впрочем, тут же отметил про себя падре, так, да не совсем - к ним сразу подошла пара послушников, вежливо предложили провести экскурсию. Мягкое звучание родной итальянской речи ласкало слух. Луиджи был тут же, ввязался в разговор со скромными экскурсоводами: - А почему на улицах столько священников? Священники, ответили они, проводят обряды среди местного населения - многих нужно перекрещивать (после Максвелловского террора большая часть протестантов отреклась от ереси - а вообще, промелькнула мысль у Андерсона, верили ли они в Бога?) - подписываются бумаги, заключаются договора, часть Британии берется под опеку Католической церковью. Да, конечно, сопротивляются. В Лондоне уже было несколько случаев нападения на католиков, в основном, в восточных районах... Архитекторы, иконописцы, скульпторы из Ватикана приехали перестраивать столицу. Говорят, сам Папа желает посетить завоеванный Лондон... Понятно, что все ринулись готовить город к его приезду... Стоп. Максвелловский террор? Опомнись, безумный, это был сон, сон! - Скажите, - вклинился в разговор падре, - а на верхнем этаже есть картинная галерея? Один из послушников - тот, что стоял слева, - вежливо приподнял брови: - Здесь никогда не было картинной галереи. Возможно, и была один раз выставка, но постоянной экспозиции не было. Зато коллекция оружия пополнилась - у нас появились редкие образцы серебряного оружия, пики, пистолеты с серебряными пулями... Удивительно, кому они могли пригодиться? Ватикан попросил отдать им их при первой возможности, но у населения регулярно изымают все новые и новые образцы, а куда их нести? Правильно, в музей... Падре вздохнул. Если не было картин, значит, судьбоносной встречи с Интеграл не могло произойти. Замечательно, - подумал он и постарался отогнать как можно дальше глухое недовольство и протест. - Что может быть прекрасней победы во имя Господа. Больше никаких картин. Дети были в надежных руках; монахи повели их осматривать доспехи средневековья. Падре зашептал на ухо Хайнкель: - Хочешь, покажу тебе то место, где я чуть было не убил Алукарда? В полу должна была остаться трещина от моего клинка... - А что же не убили? - жадно спросила Хайнкель, ожидая занимательной истории. - Что вам помешало? Андерсон закатил глаза. - Толпа японских туристов! Хайнкель недоверчиво засмеялась, и втроем с Луиджи они отправились на верхние этажи. - Какого черта! - Хайнкель кинулась к полкам. - Это ж мой пистолет! Я думала, я его потеряла! - Ну, раз ты его видишь здесь, значит, действительно потеряла, - улыбнулся Андерсон. Он не мог не заметить ручку с обломком клинка, скромно лежащую в тени. Наверное, какой-нибудь проклятый протестант попытался перерезать им горло очередному незадачливому священнику, но не успел - а родное оружие падре не мог не узнать. - Вот где пришлось свидеться... Мимо Андерсона торопливо пробежал, путаясь в рясе, бледный человек. Падре бы не обратил внимания - вокруг него весь день мелькали служители церкви (как будто Лондон и был одной большой католической церковью) - но молодой человек был бледный. Он был бел, как мел, как снег, как амикт, который падре надевал перед литургией! Резко выделялись черные брови, волосы и глаза. Он споткнулся, помянул Марию - итальянец. - Давление, что ли, скакануло... - пробормотал Луиджи, глядя странному человеку вслед. Хайнкель тоже уставилась на то место, где он только что спотыкался. Андерсон пожал плечами - мало ли больных и припадочных - развернулся. С другого конца зала на него в упор смотрела Интеграл Хеллсинг. Рядом с ней широко раскрыла глаза в ужасе полицейская. Почему-то в монашеской одежде, точь-в-точь как сейчас у Хайнкель. Даже с крестом. Из-под длинного рукава нескромно вырывалась, извиваясь, похожая на загустевшее пламя, черная тень. Один из ее длинных тонких отростков замер в замке витрины - одного взгляда туда было достаточно, чтобы в длинном тускло блестевшем предмете Андерсон узнал Кассул, легендарный пистолет, из которого сам не раз получал пулю в лоб. - Александр Андерсон, - сухо констатировала факт Интегра. - Пожалуйста, опустите оружие. Он пропустил тот момент, когда в его руках оказались клинки. Хайнкель, как и во сне, стояла чуть-чуть сзади, уверенно сжимая пистолет и, как и тогда, не собираясь его отпускать. Он не слышал, как она развернулась - похоже, она не издала ни звука, не выдала удивления, не вскрикнула - просто отреагировала на уровне крепко вбитого рефлекса. Скосив глаза, Андерсон заметил нахмуренные брови, чуть подрагивающие морщинки на лице. Чувства не должны помешать прицелу - молодец, девочка, из тебя выйдет хороший Искариот... - Да, простите, у меня рефлекс, - на автомате ответил Андерсон, пряча клинки. Если Интеграл и удивилась подобному ответу, то виду не подала. Луиджи (который, казалось, вовсе перестал дышать) чуть пошевелился, медленно попятился к выходу. Впрочем, блеск в глазах выдавал скорее не страх, а жгучий интерес ученого к тому, что стояло перед ним (но держаться-то лучше все равно подальше, верно? - сказал он сам себе, сжимая в кармане шприц). Пистолет в руке Хайнкель дрогнул, но палец так и остался на спусковом крючке. - Хайнкель, отпусти пистолет. - Нет, падре, - еле проговорила она сквозь сжатые зубы. - Пусть они сначала объяснят, что делают. - Хорошо, сестра Хайнкель, - рука Интеграл легла на эфес шпаги (как во сне! - опять вспомнил Андерсон) - если вы все еще не поняли, мы забираем семейное оружие из музея. Теперь, надеюсь, вы опустите пистолет во избежание... неприятных последствий. - Для вас? - прошипела Хайнкель, прищуривая глаза для лучшего прицела. - Нет, для вас. Серас, по команде - Интеграл замолчала - Андерсон внезапно сделал несколько тихих, плавных и широких шагов, подойдя к ней почти вплотную. Навис над ней тяжелой громадой и внезапно сжал пальцы, обхватив подбородок, приподнял голову Интеграл - глаза в глаза. Заметил краем глаза, как резко дернулась вампирша, но осталась на месте. Либо Хеллсинг отдала ей мысленный приказ не вмешиваться - и это было бы очень разумно с ее стороны, либо... В любом случае она у Хайнкель на прицеле. Хеллсинг зло сжала зубы, но взгляд не отвела. Делала вид, что сильная, что она - холодная неприступная крепость. Тот же Тауэр. И это притворство Андерсон ненавидел. - Интеграл Хеллсинг, - как бы задумчиво сказал он, - враг мой, потерявший силу свою. Маленькая девочка, которая вместо комнатной собачки завела адского пса. Наслаждаясь силой его, поддалась бесу гордыни. Погрязшая во лжи нечистой веры, потеряла пусть истинный.. Призвала демона ради спасения мертвого города и стала одной из множества убийц его... Отпустив на волю неуправляемое чудовище и оплакав его, скажи мне теперь, дева, теперь скажи мне, Интеграл Хеллсинг, скажи, как возлюбленному врагу демона твоего - ждать ли мне его, ждать ли мне Алукарда? Хайнкель вздрогнула: Андерсон кричал. - Хозяйка! - пискнула полицейская (или теперь уже Серас Виктория?). Тень подозрительно заклубилась вокруг них. Они замерли. Даже Луиджи остановился в самой неудобной позе, боясь пошевелиться, хоть до двери оставалось буквально несколько шагов ("разборки этой парочки меня не волнуют, но блондинка реально стремная. Прости боже, они же все блондинки. Вот я попал, - думал он, балансируя, - в окружение блондинок попал. Вот почему, когда страшно, думаешь о блондинках и прочих нелепостях?..") Интегра приподняла брови. Лицо кривила нервная усмешка, уголок губы нервно дергался: - Не знаю, как у вас работает разведка, отец Андерсон, - уголок губы продолжал биться, и Анлерсон непроизвольно задержал взгляд на нем - испугал? - подозрительно, что вы до сих пор не уверовали в силу истинной католической веры и ее оружия, раз сомневаетесь в результатах вашей победы... Резни. - Вы же знаете, что Алукард исчез не из-за нас, - прошипел Андерсон, - И я... Она чуть крепче сжала рукоять шпаги. - Отец Андерсон, я не думала, что вы так плохо знаете Алукарда. Он бы никогда не позволил себе погибнуть от руки чудовища, особенно - от руки фашистского чудовища. Хотя я не вижу особой разницы между вами... Та же нетерпимость. По правде говоря, я думала, он видел в вас подходящую кандидатуру на... на палача, если хотите. Интересно, почему я вам это говорю? - Потому что у Хайнкель в руке пистолет, а у меня в рукаве освященные клинки. - Верно. Итак, если это были не вы, тогда... Тогда делайте выводы, отец Андерсон. Я надеюсь, вы хоть на каплю догадливее Максвелла. Впрочем, каков учитель, таков и ученик? Андерсон пристально оглядел Интегру. Боже, она всего лишь девчонка, еще хуже Хайнкель! Она сейчас расплачется. Вот как лицо побелело. - Интеграл, - сказал Андерсон, - не в моих правилах обижать детей. Но спасибо, слова до оскорблений были именно тем, что я хотел от вас услышать. Я думаю, нам многое надо обсудить - не сходить ли нам в кафе неподалеку?.. Алукард жив. Не-мертв. Все еще где-то там - немертв. И ему совсем не нужны были слова Интегры для того, чтобы это понять. И даже вид живой и относительно здоровой вампирши. Просто теперь ему неожиданно легко стало признаться себе в этом - в том, что он с самого начала знал - история с Алукардом не окончена. Его предназначение - поединок с ним. И сразу стало легко, невыразимо легко и понятно, что делать. Голову разорвало на тысячу мелких ошметков, перед глазами расплылись разноцветные круги, и падре с чувством легкости и неожиданного спокойствия провалился в темноту. |
|
|
| Всего комментариев: 0 | |