Домой Серас вернулась уже под вечер, почти по-человечески измученная. Осколки мыслей Эсме Винворд все еще кружились у нее в голове, вспыхивали и гасли, когда она прихлопывала надоедливые колючие снежинки и крошила их в пыль.

– Ее муж уже в курсе? – непонятно зачем спросила вампирша инспектора, когда все закончилось.

– Нет, мы еще не сообщали, – помялся мистер Бенсон. – Карантин, ты же знаешь.

Самым печальным было, конечно, то, что кроме чужой боли, которой она нахлебалась, нырнув в нелепую скучноватую человеческую жизнь, даже не отнятую – раздавленную походя – вытащить Серас сумела не так уж и много. Но даже с этим «немногим» она несколько часов отчитывалась инспектору, потом помогала составлять фоторобот.

– Это бесполезно, – без устали повторяла она. – Вампир, даже слабый, может изменить внешность.

– Мгновенно? – спросил мрачный, как туча, инспектор.

– Нет, но…

– Значит, работаем! – оборвал ее Бенсон, и Серас наконец поняла: сейчас никто не желает слушать ее – людям нужна хоть какая-то иллюзия защиты от хищного подлунного мира.

* * *
Уже дома, забравшись в гроб и задвинув крышку, Серас безуспешно уговаривала себя поспать, но ночь брала свое – пела в венах, наполняла тело силой и жаждой, ворочалась голодной тревогой в мыслях.
Где-то в Лондоне сейчас бродит вампир, похожий на ее Хозяина, но не он, и выбирает себе жертву. Завтра утром…

Проклятье! Серас заерзала в гробу: руки, ноги, острые лопатки как будто издевались, встречая то жесткие стенки, то дно. Ну как тут заснуть? Да, задание было бы кстати. Нормальное, обычное задание, а не сегодняшний кошмар.

Можно выпить крови. Можно посмотреть телевизор. Можно полежать в пенной ванне, как самая обычная девчонка. И снести десяток похабных замечаний и непристойных восторгов.

Беспокойство медленным ядом разливалось по телу и превращало мышцы в тугие пружины. Нет, это просто невозможно!

Серас со вздохом выбралась из гроба, прошлась по темным комнатам наверху. Завернула на кухню, постояла перед холодильником, раздумывая, голодна ли она. Нет, не голодна, пожалуй. Неужели это все Эсме Винворд, ее кровь? Но откуда в ее мыслях взяться медленной тягучей тоске, неумолимой, как течение огромной реки?

Она сама не заметила, как вышла из кухни, прошла по темному коридору и оказалась в прихожей. Очнулась она, лишь ощутив в руке холод дверной ручки.

– Пип, что это? – еле слышно прошептала она. Одно ясно: что-то совершенно новое.

Серас знала, что такое жажда, выматывающая, выворачивающая челюсти; что такое страсть к охоте, заставлявшая ее выбираться из машины за несколько миль до цели и скользить в тенях в предвкушении битвы и крови; что такое лунный свет, добирающийся до каждой жилы в теле... Но это было не то. И потом – она никогда не страдала провалами в памяти прежде.

«Я не знаю, девочка, – признался озадаченный капитан. – Вампир у нас ты».

Не то чтобы она и вправду верила, что он даст какой-то стоящий ответ, хватило бы и простой, чуть пренебрежительной уверенности ее мужчины, но на сей раз не было и этого. Серас глубоко вздохнула и направилась в гостиную. Что ж, тогда остается телевизор.

«Если ты хотела открыть дверь, может, стоило ее открыть?» – предложил Бернадотте.

Она резко затормозила и крутанулась на пятках. Дура! И вправду дура, сколько ни учи! Так просто, но надо же было забыть об этом! «Слушай свое шестое чувство», – говорил Хозяин.

Хозяин?!

«Надеюсь, никто не позвонит сегодня, и я успею все проверить», – бормотала Серас, торопливо зашнуровывая ботинки. Подумав, решила, что телефон с собой все же взять стоит. Если мистер Бенсон позвонит, она что-нибудь придумает, непременно. Скользкий, верткий, как кусок мыла, серебристый прямоугольничек угнездился в кармане куртки. Еще пара пакетиков с донорской кровью из холодильника – на всякий случай. Холодный влажный пластик, ощущавшийся даже сквозь подкладку и ткань рубашки, заставил Серас поежиться. Ну, вот и все, готово. Жаль, оружия никакого нет, а «Кассул»… Нет, пожалуй, нет.

«Кого тебе бояться, девочка? Хоть и с голыми руками? – рассмеялся капитан. – Пусть боятся наши враги».

Вообще-то он прав. В конце концов, в самых главных своих битвах она побеждала без оружия.

Как ни странно, ей никогда за два года не приходило в голову искать Хозяина или звать его. Тогда, в те тридцать лет ожидания, она чувствовала, что не найдет и не дозовется: слишком далеко Алукард оказался от человеческого и ее, Серас, мира. Она знала – он жив, и этого было достаточно. Теперь же… На сей раз Серас бы нашла, точно, но вот что толку искать того, кто ушел сам? Кто бросил ее – безжалостно осекала она саму себя. В конце концов, ей и сейчас было достаточно того, что он жив.
И все-таки… Кажется, что-то пошло не так.

Серас вздохнула поглубже – как всегда, когда пыталась успокоиться. Положила пальцы на виски, прикрыла глаза, сосредоточилась… и тут же завертелась в стремительной воронке из мебели, стен, уличных огней, домов, деревьев, прохожих, а потом уже просто в густой черноте, потащившей ее к огромному тяжело бьющемуся сердцу – прямо к центру мира.

Оно стучало вокруг нее, в ней, сбиваясь с ритма и пропуская удары, и это было так же неправильно и страшно, как новая смерть.

«Хозяин! Алукард!» – хотела позвать Серас, окликнуть сердце по имени, но вязкая тьма застыла в горле. Она вздохнула судорожно – раз, другой – и распахнула глаза. Знакомая комната плыла и покачивалась перед глазами.

Алукард жив. Вот только чувствовать, что он просто жив, ей уже слишком мало. Сейчас лучше проверить самой и убедиться.

«Что-то многовато всего для одного дня… И третьих глаз, и шестых чувств. Так куда же мне идти?» – спросила выравнивающиеся и замирающие стены Серас, уже понимая, что знает ответ.

На север, ей нужно на северо-восток. Куда-то в Северный Йоркшир. Она разберется. Прогонит – ну и пусть. В конце концов, два года Серас прожила без него – и неплохо! – а значит, проживет и дальше.
Грохоча ботинками, она взбежала по лестнице на чердак. Старая рассохшаяся оконная рама трещала под пальцами и никак не хотела подниматься. «Выломаю к чертям собачьим!» – пригрозила она и дернула снова. Стекло жалобно задребезжало, дерево хрустнуло, крякнуло – и рама рванулась вверх. Вот так-то лучше!

Серас забралась на грязный подоконник и села, свесив ноги вниз. Как же давно это было – целых полвека назад! А если сейчас не получится?

«В гипсе тебе все равно не лежать, куколка. Значит, можно и рискнуть. Все получится. Давай!»

Левая рука как по команде в один миг утратила плотность и четкость, растеклась воздушной легкостью и вновь стеклась обратно упругой тьмой, забилась на ночном ветру сильным крылом.

Серас глянула вниз на белеющие в темноте розы, потом – на огни улицы впереди и что было сил оттолкнулась пятками от стены. В первую секунду она испугалась, что все-таки падает, но крыло со свистом взрезало воздух, развернулось еще шире, раздвоилось, защекотав лопатки, и подняло вампиршу в беззвездное лондонское небо.

А ведь она уже почти забыла, каково это. Хотя летать было куда быстрее и приятнее, чем трястись в гремящей, душной, провонявшей бензином машине, но Серас почему-то не решалась делиться своими предпочтениями с начальством. В конце концов, полеты не слишком хорошо вписывались в бумаги миссис Парсон и отчеты инспектору.

От брызнувших в глаза огней, от холодного ветра, встрепавшего волосы, бесплотности, невесомости и ощущения нечеловеческой силы Серас счастливо рассмеялась, перекувырнулась в воздухе – потом еще и еще раз! – и помчалась на север.

* * *
Это оказалось куда проще, чем она ожидала. Некоторое время Серас тревожно вглядывалась в темноту внизу, разглядывая реки дорог с одинокими машинами, зависала над огоньками домов в деревеньках и городах, силясь различить присутствие Хозяина, но вскоре поняла, что лишь напрасно тратит время: ее догадки и предположения блекли и терялись рядом с магнитом, который неумолимо тянул ее к себе. И дальше Серас уже неслась как стрела, выпущенная из огромного лука точно в цель, боясь не столько потеряться, сколько устать. Но нет: и спустя полчаса, и позже неутомимые крылья мерно взрезали воздух и несли ее вперед.

Еще через два с половиной часа, повинуясь непонятной уверенности и ежась от резкого холодного морского ветра, Серас приземлилась в пригороде Уитби. Великолепная легкость покинула тело в один момент: она что-то не рассчитала, и земля внезапно оказалась слишком близко – неизбежно близко! – и оказалась твердой как камень. Серас больно ударилась ногами и, не сумев удержать равновесие, рухнула на одно колено, пропахав борозду в идеальном газоне. «Ну и корова», – отругала она себя сквозь зубы. Капитан дипломатично промолчал.

Улица была абсолютно пуста, и в длинном ряду домов горело всего одно окно. По меркам Лондона – не так уж и поздно, всего третий час ночи. Для вампира и вовсе – практически полдень. Тут – никого, ни машин, ни людей, настоящее сонное царство. «И как здесь охотиться, если никого нет? Не в дома же вламываться…– невольно подумала Серас, шагая по тротуару и вглядываясь в черные окна. – И все, наверное, знают друг друга…» Уютное, безопасное место – для человека, не для немертвого.
Нужный дом, как она и ожидала, оказался в самом конце улицы. Слева табличка «продается» на воротах, справа – высокая кирпичная стена, по другую сторону улицы – пустырь, поросший каким-то непролазным бурьяном. «Похоже, наш Хозяин позаботился о том, чтобы его не тревожили. Разумно», – хмыкнул Пип и сунул в рот свежую сигарету.

Некоторое время, стоя в густой надежной тени, они просто наблюдали. Дом как дом. Двухэтажный и даже не слишком обшарпанный. Аккуратный газон по обе стороны дорожки, ведущей к крыльцу. Такие же непроницаемые сонные окна, как и у остальных. Серас с трудом подавила нервный смешок, представив за дверью добропорядочного отца семейства в полосатой пижаме и пушистых тапочках, крадущегося к холодильнику... А если они – она! – ошиблись?

«Придется его убить: он увидит, как ты проходишь через дверь, и расскажет соседям, – философски заметил Пип. – Пора идти, куколка».

Серас молча кивнула и решительно зашагала к крыльцу, стараясь не слишком громко стучать ботинками. Заглянула в почтовый ящик у двери, скорее из праздного любопытства, чем с расчетом найти хоть что-то полезное или интересное. Неужто и в самом деле кто-нибудь стал бы писать Хозяину письма или приносить газеты?.. Однако что-то там все-таки было – она выудила из недр ящика пару реклам и открытку с изображением чистенькой улочки в несуществующем идеальном городке.

Серас перевернула картонный квадратик. «Уважаемый мистер Бреннер», – гласила надпись, выполненная безупречным ровным почерком. Мистер Бреннер, значит, вот как. Уважаемый. Слова скрипели у нее на клыках неясным глухим раздражением. Пересилив себя, Серас продолжила читать. «Приглашаем Вас принять участие в благотворительной осенней ярмарке, которая состоится 6 сентября…» Ну надо же! Надо не забыть спросить, пойдет ли он. Серас поискала глазами дату отправки. «…председатель общества» «…миссис Флай» «…1 сентября». Значит, открытку принесли позавчера. Получается, ящик никто так и не открыл.

Медная ручка не поддавалась – заперто, конечно же. Позвонить или просто пройти внутрь? – на мгновение заколебалась Серас, но тут же решила, что явиться сюда ночью, тайно, а потом трезвонить на весь дом – верх глупости. Тем более, неизвестно еще кто – что? – ждет ее внутри. Лучше уж без шума, насколько это у нее может получиться, конечно.

Внутри дом пах пылью, сухой и теплой, без малейшего привкуса сырости или затхлости. И оглушительно и сногсшибающе – кровью. Как от фотографий убитых утром. Это нормально для жилища вампира, то есть для нормального вампира, не такого, как она, напомнила себе Серас. Тем более – что скрывать – и для нее кровь пахнет сладко, особенно свежая, особенно если крови много...

И все-таки этот запах ей не нравился. Серас сделала несколько неуверенных шагов вперед, прислушалась к себе и дому. Ничего. Это было тревожно и странно: всю дорогу сюда, вот уже несколько часов, она ощущала, как оживает и крепнет кровная связь с каждым взмахом крыла, приближающим ее к Хозяину. И вот теперь ничего не чувствовала, кроме ужасного, выкручивающего все нервы запаха.

А значит, придется…

Общение с «шестым чувством» никогда не давалось Серас легко, хотя стрелять «как вампир» она научилась быстро. Но стрелять – это было всего лишь очень удобно, так же, как таскать тяжести, проходить сквозь стены и запирать двери. А вот «смотреть» сквозь морок, да просто сквозь сонм обычных вещей вокруг было… больно, страшно и просто неприятно – это сидело в Серас занозой с той самой ночи, когда она едва не умерла во второй раз. Когда умер Пип. Нет ничего хуже иллюзий, решила она тогда раз и навсегда.

Вот только кажущаяся пустота дома тоже может быть иллюзией, ловушкой, которая захлопнется, стоит сделать еще один шаг.

«Вообще-то надо было думать за дверью», – напомнил капитан.

«Вообще-то это не только меня касается!» – огрызнулась Серас.

Лучше поздно, чем никогда, наконец решилась она, сосредоточилась и нырнула всеми своими чувствами в темноту комнат.

Там не было ни стен, ни очертаний, ни похожих на туман следов чужой силы, ни звонкого человеческого пульса – одна только непроглядная удушливая тьма, липкая, как паутина, сжималась вокруг, окутывала, опутывала, пробовала вампиршу на вкус верткими языками мрака. Серас вскрикнула, почувствовав ледяное, невыносимое даже для нее прикосновение, вцепилась пальцами в поймавший ее кокон и рванула, что было силы, вырываясь наружу. Сквозь звон в ушах прорвалось короткое, резкое, как удар, ругательство, а потом хриплое, сорванное дыхание капитана окончательно забило слух. Серас ухватилась за стену, тяжело привалилась плечом, силясь не сползти на пол, и жадно задышала, хватая ртом провонявший кровью воздух.

Они чуть не погибли только что. Или это она чуть не свихнулась, что ненамного легче.
То, что напало на нее, было похоже на защиту – она сама ставила такую же в особняке Хеллсингов, чтобы защитить леди Интегру и уберечь свой дом от очередного разорения. Но очень не похоже на Хозяина: он никогда и ничего не боялся, даже рад был бы «гостям»… Но если все-таки защита…
«Она меня не признала. И чуть не убила», – пожаловалась про себя Серас.

«Это не защита. Всего лишь слишком поганое место – и для людей, и для вампиров», – отозвался Бернадотте, все еще судорожно вдыхая после каждого слова.

«Тише ты, молчи. Лучше я все сама тут осмотрю». Как будто сейчас время спорить! Защита или что-то другое – главное она выяснила: рядом никого не было – ни вампира, ни человека. Или же он умел прятаться так, как никто из живых или немертвых.

Комнаты в доме казались совершенно необжитыми. Непонятно даже, кого мог обмануть «уважаемый мистер Бреннер», разве что ни один из соседей ни разу не переступал порог его дома. Серас стало интересно, работает ли электричество, но включить свет она не решилась. Но и так было ясно – тут никто не жил, то есть не жил человек: не прикасался к посуде, не включал плиту, не трудился протирать скапливающуюся на всех поверхностях пыль, не нежился в ванной, не брился, не спал на широкой кровати, не включал телевизор, не…

Стоп. Кое-что «живое» – не слишком, правда, верное слово по отношению к обитателю этого места – здесь было. Серас застыла в дверях гостиной, силясь проглотить комок, вдруг выросший и округлившийся в горле. Почти вплотную к камину было придвинуто большое кресло, нарушавшее мертвенный порядок, царящий во всем доме.

«Хозяин», – одними губами позвала Серас в безумной надежде, что из-за границы широкой спинки покажется острый локоть, обтянутый вечно белоснежной тканью, или на подлокотник ляжет рука в перчатке, а голос – и ледяной, и обжигающий, звучащий в каждой клетке ее тела – упрекнет ее устало: «А, это ты, Полицейская. Тебя было слышно за милю отсюда. Все как всегда…»

Но никто не отозвался: кресло было пустым. Серас подошла ближе, сунула руку в камин и осторожно поворошила золу. Холодная. Или Алукарда здесь больше нет, или…

Она еще не осмотрела подвал.

* * *
Серас понадобилось некоторое усилие, чтобы вспомнить о том, что подвал – сердце убежища вампира. Если это не лондонский подвал, конечно: в том святости больше, чем в иной церкви, думала Серас иногда, но сравнивать не решалась. Смешно, в самом деле, рассчитывать, что Алукард изменит своим привычкам и станет жить по-человечески: эту видимость не могла выдерживать до конца даже она сама. Так что прогулка по дому была скорее данью осторожности и, что уж скрывать, обычному любопытству.

Серас потянула неприметную дверь, скрывавшуюся под лестницей на второй этаж, и начала медленно спускаться по крутым ступеням в чернильную тьму. Ни шороха, ни звука, ни тени постороннего присутствия, лишь запах крови становился все сильнее и тревожнее. При мысли о том, что могло ждать ее в конце пути, Серас заранее мутило и колотило мелкой противной дрожью. Она уже почти жалела, что не взяла с собой оружие – хотя бы для храбрости. Впрочем, если все действительно – по-настоящему – скверно, ей и «Кассул» не поможет.

Лестница кончилась так неожиданно, что Серас едва не ткнулась носом в новую дверь. Искушение сначала проверить, прощупать путь мысленно было невероятно велико, но если там, наверху ее едва не раздавило безымянной силой, пропитавшей стены дома, то что случится с ней здесь, в самом сердце этого жуткого логова?

Она толкнулась в дерево ладонью, совсем легко, скорее для того, чтобы просто ощутить хоть какую-то плотность, неизменность мира, но не рассчитала силы: дверь с зловещим скрипом («Как в страшном фильме!» – успела подумать Серас) приоткрылась. Внутри оказалось тихо и темно, а в образовавшуюся щель ей был виден лишь небольшой кусок каменной стены. Тревожный удушливый запах стал сильнее, будто, отворив дверь, она опрокинула склянку с какой-то отравой.

«Считай, что мы постучались», – несколько нервно приободрил ее Пип, подбираясь внутри, как невидимая пружина.

Серас снова толкнула дверь и вошла.

Запах обрушился на нее, как огромный молот, и Серас Виктория опрокинулась в бездонный кровавый колодец, из которого нельзя напиться вдоволь, но можно лишь бесконечно тонуть, вязнуть в густой, вязкой, почти черной жиже, давясь и захлебываясь ею все сильнее. Ее окатил ледяной ужас, худший, чем испытанный прежде страх смерти и стыд поражения: она смотрела и не понимала.

На деревянном полу, измазанном почерневшей подсохшей кровью, лежал человек. Даже не осознавая толком, что именно видит, Серас машинально отметила неестественную симметричность позы: раскинутые руки и ноги, запрокинутую голову, не клонящуюся ни к одному плечу, и уже в следующую секунду разглядела в хаотичных кровавых пятнах огромную пентаграмму, заключенную в круг. А другой секундой позже поняла, что делает эту кошмарную картину столь завершенной и правильной: лежащий, превращенный в каркас для магической звезды, был пригвожден к полу большими ножами.

Он уже мертв, мертвее некуда, совершенно точно, поэтому-то она никого и не почувствовала раньше. Последняя, пятая вершина в пентаграмме, была отмечена клинком, торчавшим в горле.

«Еб твою ж мать!»

Это… Это же…

Разрозненные бессмысленные осколки, сопротивлявшиеся осознанию, вдруг подчинились, сложились в единую картину. Серас всхлипнула, зажала рот ладонью и попятилась назад, не в силах ни закричать, ни заплакать.

Не замечая, как дернулись пальцы правой руки, словно пытаясь ухватиться за воздух, как дрогнули углы губ в тени улыбки.

«Все-таки ты пришла, Полицейская… Наконец-то», – поприветствовал Серас слабый голос у нее в голове.