Ему почему-то очень нравилось это место. Маленькая и достаточно тихая деревушка под Римом. Казалось, словно шумные блага большого мира обошли ее стороной, не решаясь нарушить ту грань тишины и покоя, что точно отгораживала этот маленький кусочек земли от неказистого и порой страшного бытия.

...Он смотрит на него в упор. Беззастенчиво и даже как-то укоризненно. Такой прямой взгляд детских глаз, словно говорящий, что людям в темных одеждах здесь не место. Но кто станет слушать ребенка?

Только немного обидно, что даже это милое местечко не обошла стороной беда. Сигнал поступил несколько дней назад, но вот только прибывшим специалистам отчего-то казалось, что им тут далеко не рады. Такие уж существа люди, привыкают к постоянству, к тихой и мирной жизни, когда любые перемены кажутся чуждыми и лишними. Посему та плохо скрываемая неприязнь, что читалась во взглядах местных жителей, когда в конце улицы вдруг показывалась нескладная фигура зеленоглазого инквизитора, была вполне понятна и воспринималась тем скорее как должное, а не как что-то неуважительное.

- Стой! Да хватит уже дергаться! Ай! Зар-раза...
- Эй! Ты же свалишься!
Он быстрым шагом приближается к дереву, в ветвях которого только что показалась и тут же шмыгнула обратно лохматая рыжая голова. Вот несносный мальчишка! Черти его туда понесли, а не сам полез, право слово.
Андерсон встал под деревом и снизу вверх уставился на паренька, что прятался от него за толстым суком.
- Слезай! - вновь повторил регенератор. Ответа не последовало. Что ж, он подождет.
- Уходите, - раздалось сверху, откуда-то из вороха желтеющей листвы. Только сейчас Александр услышал, что к недовольному голосу мальчишки примешивается еще и чье-то странное стрекотание. Птица. Скорее всего, сорока, которую до сего момента пареньку удавалось сдерживать.
- Ты зачем птицу мучаешь? - с хорошей долей упрека в голосе поинтересовался падре. - Отпусти ее и сам слеза...
Он осекся на полуслове. В листве что-то белело. Андерсон обошел дерево, как под ноги ему слетел тот самый светлый кусочек бумаги, скрепленный парой тростин. Змей, разодранный кем-то практически в клочки. Вот только лески не было. Хотя нет, вон с ближайшей ветки свисает край. Александр машинально протянул руку, несильно потянул за него... и словно привел в действие невидимый механизм - сверху раздался вскрик боли и еще более истеричный стрекот сороки. Паладин вздрогнул и отпустил леску.
- Та-ак...

Осень в Италии по-своему хороша. Летняя зелень сменилась желтыми, рыжими и даже красными оттенками. Под ногами приятно шуршало покрывало опавшей листвы. Иногда, когда не видели коллеги, было, признаться, занятно наподдать ногой по куче листьев, а затем смотреть, как они, плавно кружась, опускаются обратно на землю.
Осень... тот мальчуган сам словно вышит ею, рыжий огонь волос, винного цвета глаза под темными бровями и колючий пронзительный взгляд.

- Ты застрял.
- Неправда!!!
- Ты. За. Стрял.
Он в немом негодовании открывает и закрывает рот, словно выброшенная на берег рыба, сверля злым взглядом улыбающегося мужчину, что удобно устроился на соседней ветке. Сорока, словно почувствовав, как воздух потрескивает от напряжения, притихла и теперь просто жалась к рукам мальчишки, распластав истерзанные леской крылья.
- Я застрял, - наконец бубнит он, словно выдавливая из себя слова и все еще не в силах поверить в то, что пришлось согласиться с этим человеком. - Довольны?
Андерсон качает головой, неуловимо шевелит рукой, и в ответ на это легкое действие из рукава, словно собака на зов хозяина, в широкую ладонь скользит узкое лезвие.
А у паренька аж сердце в пятки ушло. Вот сейчас ему и отомстят за грубость, да так, что на всю жизнь запомнится. В отчаянии он зажмурился. Полез эту тварюку спасать, и сам залетел, что та же сорока.
Андерсон окинул взглядом поневоле связанных мальчишку и птицу. Леска очень "удачно" цеплялась за щепку, оборачивала, едва ли не до крови врезаясь в плоть, лодыжку парня и стягивала лапы и крыло сороки, что продолжала смирно сидеть у того на руках. Кончиком ножа паладин осторожно подцепил тонкую нить в нескольких местах. Та словно нехотя ослабила хватку, и обрывки ее теперь безвольно повисли, позволяя слабому ветру наматывать их на зазубренную кору дерева. Птица, почувствовав долгожданную свободу, благодарно каркнула, неуклюже перебирая покалеченными крыльями, заскакала по ветке.
- Ой, упадешь! - незадачливый спаситель дернулся было в ее сторону, но спасенная встряхнулась и, как ни в чем ни бывало, взлетела, скрывшись вскоре за ближайшим лесом. - Улетела...
Андерсон хмыкнул.
- Теперь слезешь?

...Они пришли тогда, когда их совершенно не ждали. Произошло все настолько неожиданно и быстро, что никто и глазом моргнуть не успел, чего уж говорить о планах. Темные тени, неслышно скользя по крышам и переулкам, проникали в дома, мгновенно заставляя стихнуть любой едва зарождающийся шум. Для жителей деревни это словно страшный сон, каким-то образом перевоплотившийся в неизбежную реальность, но для других, тех, кто только и ждал встречи с этими несущими смерть бликами в ночи, это была если не ежедневная рутина, то уж дело, не представляющее особой сложности.
Быстро, словно играючи, сверкали во тьме серебрянные отблески, то и дело слышались выстрелы... Так, словно все происходящее давным-давно прочно вошло в жизнь тех людей, что носят темные одежды и кресты. Без эмоций, хладнокровно и уверенно.
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Звуки стихли, в наступившей тишине лишь гулким пустым эхом отдавались редкие одиночные выстрелы - добивали тех, кто был ранен.
Что ж, даже несмотря на эту бесполезную попытку неожиданного нападения, удалось обойтись без жерт...
- Падре, - его тронул за плечо один из сослуживцев. Андерсон обернулся.
- Что такое?
Вместо ответа тот лишь молча указал в сторону ближайшего поля. Поле? И что там?
Они прошли мимо окровавленных искореженных тел поверженных вампиров, мимо импровизированного медпункта, где местный сельский Гиппократ осматривал тех, кого все же сумели задеть, наконец, вышли к полю. Еще издалека Александр сумел заметить на самом его краю что-то черное. Возле этого "чего-то" стояли еще трое искариотов. Едва завидев приближающегося Андерсона, они расступились, но отчего-то никак не осмелвались посмотреть друг на друга или на то, что лежало у их ног, скрытое черным плащем одного из стоявших. Это что-то или кто-то было явно маленького роста, нескладное, хрупкое, с взлохмаченным хохолком огненно-рыжих волос...
Андерсон опустился на землю рядом с мальчишкой. Смахнул в сторону закрывавший тело плащ.
- Мы не успели... - глухо пытался оправдаться тот, что привел его сюда. - Он еще жив, но не надолго. Видимо, испугался и побежал сюда, а они...
Паладин остановил его коротким кивком. Мальчишка по своей природе был достаточно бледным, сейчас же он был попросту бел, подстать бумаге. Всю левую половину тела густо заливала багряная, уже начинающая подсыхать, кровь, все еще сочащаяся из рваной раны на шее. Это даже не две дырочки от клыков, как обычно бывает, такое впечатление, что вампир совершенно не заботился о том, выживет парнишка или нет, или же тоже станет вампиром, нет, он словно просто стремился насытиться, утолить горящую жажду убить.
- Он жив, - осторожно напомнили сбоку. - Мы... кхм, сами не стали.
Что это значило, понятно было всем. Да, он убивал и много, и даже с радостью, но лишить жизни ребенка...

Это все для его же блага.

Но ребенка!!

Это. Для. Него. Самого.

Но...
- Падре, - снова раздался деликатный голос неподалеку.
В такие моменты он ненавидел этих кровососущих тварей. Ненавидел свою работу и себя самого. Покорившись обстоятельствам, он тем же неуловимым жестом, что и тогда на дереве, выхватил клинок. Неглядя, поднес к слабо вздымающейся круди.

Ну, умри, умри же сам по себе! От потери крови, от заражения ее же, да хоть от чего-нибудь, но сам! Сам! Ну же!

Однако, даже непосвященный человек мог видеть, как потихоньку начинают стягиваться края раны, как и без того густо-винного цвета глаза, словно светясь изнутри, становятся ярче, пропадает в них та белесая дымка агонии.
Одним быстрым и резким движением вонзает острый, словно осока, клинок между ребер, поворачивает... Демонический свет в изумленно распахнутых глазах угасает вместе с жизнью. Все. Теперь уже ему ничего не страшно.

Молодец.

Прежние темные глаза невидящим взглядом смотрят в затянутое плотными облаками небо.
- Ceteri mundi, - шепнул Александр, проводя ладонью по детскому лицу и опуская веки.
- Он... - на этот раз подал голос другой, тот, что первым прибежал на крик. - Когда я пришел, он просил передать, передать вам, падре...
- Что?
- "Простите меня".
Он поднимается и, отвернувшись, уходит. Убийство во благо.

Как это порою мерзко...