Лондон пылал. Щедро поливаемый огнем и принимавший все новые десанты штурмовиков, город был похож на праздничную ярмарку: земля и небо слились, освещенные тысячами огней, и среди опаленных улиц праздно слонялись тысячи запоздалых гуляк-солдат, рассыпаясь по всем закоулкам в поисках нового развлечения под однообразный, словно заунывные песни шарманки, треск пулеметов.
Время начать праздновать победу, время начала новой эры, тысячелетия их победоносного шествия по земному шару, а затем и на многие парсеки в глубины космоса. Воздух пропитан кровью и ароматом триумфа, но тяжелые мысли глодали флегматичного Капитана. Связь с дирижаблем "Граф Цеппелин III" утеряна. Еще на одной частоте повисла вечная тишина. И это чувство, будто все идет не так, как должно, будто бы он один не спит среди армии одурманенных солдат, бесконечно преданных Майору.
Эйвондейл пробормотал, что антенну, скорее всего, повредило снарядом, и как только взвод расположится на земле, в действие приведут запасной маломощный передвижной передатчик. Чтобы связаться с флагманом, его с лихвой хватит. Майора же это не волновало вообще, да и что могло его отвлечь от сладостных переживаний: в иллюминаторе медленно превращается в руины некогда великая столица Англии. Зардевшиеся щеки и суженные зрачки выдавали крайнюю степень возбуждения. Шредингер, как всегда, с блаженной ухмылкой льнул к Максимилиану. "И правда кот, - с раздражением подумал Ганс. - Вокруг черт возьми что происходит, а он тут наслаждается."
Капитан вышел и направился в радиорубку. Ему стало невыносимо противно находится в кают-компании. Лишить обороноспособности целую державу, нейтрализовать противовоздушные баллистические установки всего мира - практически в каждом военном министерстве свои люди, желающие новой силы. Обмануть Хеллсингов и самого Носферату... Чтобы в итоге получить Пиррову победу? Майор, вы великий оратор и мастер заговоров, но ничтожный стратег.
Очнувшись после полувекового сна, взбудораженный своей небывалой мощью, Миллениум глупо и бессмысленно разметал свои фишки по игровой доске. Тубалкаин, Валентайны, Рип. Сильных и смелых, вас уверили в грядущей победе и отправили умирать словно пушечное мясо. А сколько бравых вояк пропало вместе с "Графом Цеппелином III"? И пока неизвестно, сколько еще братьев падет сегодня в стычках с предавшими их католиками. Огневая поддержка с воздуха, солдаты? Зачем, ведь так весело вновь и вновь бесцельно зажигать огонь над уже выгоревшими дотла зданиями!
В радиорубке стоял густой сигаретный дым. Связисты оживленно работали, лишь один, откинувшись на стуле, отвлеченно курил, периодически передавая что-то в микрофон. На фоне голосов непрерывно говорящих радистов тонкий слух Ганса уловил шипение, доносящееся из пятого приемника. С него давно уже сняли наушники, и дымящий мужчина на стуле сидел именно в них. Принимал ли он в них сообщения с некоей палубы, или просто отгородился от стоящего в рубке гвалта, но было ясно, что это был оператор пятого приемника, для которого уже не было стоящего занятия. Гюнше приказал перестать ловить пустую частоту.
- Было приказано ждать, пока они не приведут в действие резервный транслятор, - повернулся к нему веснушчатый радист с выгоревшей щетиной и пронзительно-водяными глазами, словно тоже потерявшими свой цвет под палящим солнцем.
- Не будет никакого резервного передатчика. Его бы уже давно включили. Нечего зря тратить электричество.
Капитан развернулся и вышел из связной.
На самом деле Ганс ошибался. Антенну повредило первым же осколком от подбитой ракеты "Фау", но, узнав об этом, старший лейтенант рявкнула лишь разгоряченное "Не включать!". "Мы вернемся в эфир триумфаторами"- скользнуло в ее голове. Однако уже через несколько минут все позабыли про радио: загорелся левый двигатель. Кто-то в полностью обескровленной и заранее отданной на растерзание стране осмелился дать им отпор. Взрыв. Взвод экстренно покидает воздушное судно.
Ганс распахнул дверь кают-компании.
Перед ним простирался дивный пейзаж. Обильные травы вперемешку с цветами, речушка, а на другом берегу - луга, сколько хватает глаз тянущиеся к обрамляющим горизонт горам. Полевые маки девушки трепещут на холодном ветру. Ганс обернулся, и сердце невольно замерло. Величественные Альпийские горы простирались совсем рядом, а у подножья - столь знакомая деревенька. Он уже был здесь. Век назад. Здесь он вырос. Здесь они выросли. Сюда они оба уже не должны были вернуться. "Я в раю?" - подумал Гюнше, осторожно ступая среди роскошных бархатных эдельвейсов к речушке зачерпнуть ледяной воды из смеющегося горного потока: все это слишком напоминало сон. "А как же Вальхалла?".
Последние звезды в сумеречном небе были такими же, как в далеком детстве. Всю жизнь он мечтал еще раз увидеть предрассветное над родной Австрией. Что-то дурманящее было даже в воздухе, словно бы мозг работал не в полную силу. Подойдя к потоку, Ганс увидел, что в прибрежной траве, тяжелым телом придавив излучающие надежду на жизнь цветы, неловко раскинув руки и тяжело дыша, лежит Зорин. Лицо покрыто испариной, а глаза, кажется, отлиты из стекла. Белоснежная рубашка не скрывала великолепие вздувшихся, словно у молодого животного мускулов. Что-то неестественное было во всей этой картине. Он уже видел эту картину давно, но тогда все было иначе, совсем иначе. Совершенно иную девушку видел другой молодой человек.
Между тем уже занимавшееся на востоке малиновым небо зеленело, и где-то далеко в небе был слышен плач пролетающих птиц. Здоровый глаз обер-лейтенанта резко повернулся к Гансу. Белая материя рубашки моментально стала сизо-алой и мокрой на туловище; пятно расползалось и под пропитанной кровью тканью угадывалась развороченная грудная клетка. Значит, это не рай и не Вальхалла. Там не происходит подобных вещей.
Ганс молча и бесстрастно смотрел на истекающую кровью Блиц. Все прояснилось: обер-лейтенант умирает, и это ее прощальный подарок, образ их родины, вызволенный из омутов его памяти. Привычный с незапамятных времен голос прозвучал у него в голове.
- Есть вещи хуже, чем смерть. Да и сама смерть не страшна, Ганс. Многие глупцы стремятся одолеть всех, но немногие могут догадаться о том аде, который ждет последнего из победителей. Поэтому я и пошла за Майором второй раз. Он много говорил, но никогда не обещал золота, власти и успеха. Он обещал кровь, и этого достаточно для мудреца, Ганс. Ты желаешь победы, но чем ты собираешься править в разрушенном до основания мире, и что ты собираешься доказать своей победой горе трупов и металла? Жизнь складывается из бесчисленного количества драк, и истинным царем горы становится не тот, кто отрезал головы всем текущим противникам и умер дряхлым стариком, не помнящим вкуса крови, а тот, кто дрался до конца, получив истинное удовольствие в своих битвах, сколько бы их ни было. Именно такие попадают в Вальхаллу.
Словно вырезанное из бирюзы небо за горами уже полыхало новой зарей. Над деревней поднимался дымок, и уже звучал рожок пастуха. Серебристая рыбка проскользнула в кристально чистом потоке реки. Ганс отвернулся и твердым шагом пошел куда-то в полные пьяняще-медовых эдельвейсов и убаюкивающе-мягких маков родные просторы. Уже когда он отошел достаточно далеко, с неба сорвалась звезда, и по циклоиде отразившись от тела девушки, взмыла обратно в вышину. Через несколько часов ему предстояло вступить в последний бой.