Он горел для нее словно солнце в полночь: невозможно, страшно, но нельзя отвести глаз. В любое время дня и ночи она чувствовала, где сейчас ее хозяин: в соседней комнате, наверху или где-то в городе; словно ветром доносило до нее чужую серую скуку, огненную ярость или мутное раздражение, и ей хотелось быть рядом, чтобы подглядеть и подслушать. Тем более что рядом быстрее текла кровь, сердце билось почти как прежде и незнакомый жар растекался под кожей, а голову заполнял густой туман, в котором терялись слова и мысли.

* * *

— Он теперь твой хозяин. Я бы советовала тебе быть с ним поосторожнее, — предостерегла Серас в первый же день высокая смуглая женщина с ледяными синими глазами и ужасным именем. — Если бы это имело теперь хоть какой-то смысл.

Смысла осторожничать, действительно, не было. Сама Серас пока еще не чувствовала, но уже знала: она мертва.

Женщина скривила рот, завела глаза к потолку и вздохнула, выдыхая резко пахнущий горький дым.

— Надеюсь, от этого будет какая-нибудь польза, кроме вреда.

* * *

Тогда Серас так и не поняла, чего же ей следует опасаться, но в одну из ночей, на исходе первой недели своей немертвой жизни, вынырнув из своего тумана, обнаружила себя верхом на острых хозяйских коленях в сбившейся на пояс юбке и полурасстегнутой форменной рубашке с припухшими от поцелуев губами. Желание растечься по красному плащу и впитаться без остатка звенело в крови, расцветало на коже от прикосновений холодных рук и намокало сладкой влагой между ног.

— Что я тут делаю? — пробормотала она полусонно и тут же очнулась окончательно. — Ой!

Серас попыталась отстраниться на более добропорядочное расстояние и одновременно запахнуть рубашку, но тут же потеряла равновесие и снова вцепилась в плащ хозяина, чтобы избежать падения.

Алукард обхватил ее за талию и, смеясь, притянул ближе к себе.

— Разве тебе нужно это объяснять?

Каким возбуждающим ни было ощущение собственной хрупкости и хозяйской мощи, Серас не покидало ощущение неправильности происходящего.

— Я не помню… как пришла сюда.

Ни стука дверей, ни тусклого света в длинном коридоре, ни сказанного ею (ведь должна же она была что-то сказать, перед тем как оказаться на коленях у Алукарда), только сладкое тянущее желание во всем теле, которое нужно удовлетворить во что бы то ни стало.

— Что это со мной?..

— Твоя кровь во мне зовет тебя, — Алукард склонился к ней и коснулся ранок на шее губами, а потом языком, и от этой влажной прохлады тело от макушки до пяток прошила дрожь.

— Кровь?.. — Серас едва нашла в себе силы отстраниться.

— Кровь привязывает слугу к хозяину, велит повиноваться и быть рядом, — тяжелая рука легла на лопатки, вновь притягивая к вожделенному центру вселенной.

«Значит, это не я», — с непонятным облегчением поняла Виктория. Эта бесстыдная кошка в охоте гуляет сама по себе, и воевать с ней бесполезно. «Но разве это повод разрешить ей быть главной?»

Она стиснула зубы, что было силы уперлась ладонями в грудь хозяина и подняла глаза, утверждая свое безмолвное «нет».

— Не хочешь меня, Полицейская? — засмеялся Алукард, и Серас, хотя и не расслышала в его смехе угрозы, испугалась, что на этот раз уже ее не-жизнь повисла на волоске.

— Хочу, — призналась она, потому что он был красив, и силен, и создал ее. — Но не так.

— Вот как, — Алукард приподнял ее лицо за подбородок, вгляделся с любопытством, словно рассчитывал увидеть в испуганных глазах Серас что-то новое, и отпустил. — Тогда уходи.

Не веря своим ушам, она скатилась с его колен, одернула юбку, пригладила волосы, не зная, куда деть руки и, снова не углядев в насмешливом хозяйском взгляде угрозы для себя, решилась:

— Можно спросить? — и не дожидаясь ответа, выпалила торопливо. — Скажите, так будет всегда?

— Нет. Пока я не отпущу тебя. Но это будет не скоро, — предупредил Алукард новый, уже готовый сорваться с ее губ вопрос.

Она снова одернула юбку, поразглядывала уже поцарапанные носы совсем новых ботинок, прислушиваясь к голодному желанию, ворочающемуся внутри.

— Ну, раз так… Можно мне приходить иногда к вам? Просто посидеть?

— Можно.

* * *

Серас заходила не слишком часто, боясь разозлить хозяина, и терпела, пока хватало сил терпеть. А когда мысли вновь заволакивало вязкой сладкой мутью, приходила и усаживалась прямо на пол рядом с креслом, у самых хозяйских ног — не потому что жаждала унижения, а потому что это была самая безопасная близость, которую она смогла изобрести.

— Если бы ты пила кровь, тебе было бы легче, — напоминал ей Алукард.

— Я… я не хочу, вы же знаете.

Он пожимал плечами в ответ:

— Значит, терпи.

Она и терпела, хотя желание вцепиться в одежду, прижаться и заползти под кожу было невыносимым. Хозяин, конечно, чувствовал это, и в такие минуты молчание становилось особенно тягостным, и тогда она решалась заговорить, чтобы немного отвлечься, а заодно и поискать хоть какой-нибудь выход из своего тупика.

— А все обращенные вампиры чувствуют себя… так?

— Более или менее.

Это был плохой ответ, и Серас попробовала снова:

— Вы же создавали вампиров раньше?

— Да.

— И они тоже… вот так?.. — мучительно покраснев, выдавила она, радуясь, что можно спрятаться, уткнув лицо в коленки.

— Да.

Какое бы любопытство ни глодало Серас, удовлетворять его сегодня хозяин явно не собирался. Но если он не хотел говорить о себе, то, может быть, согласится поговорить о ней?

— Для этого и обращают новых вампиров — для секса?

Видеть она не могла, но едва ли не кожей ощутила, как Алукард скривился.

— Что за чушь, Полицейская! Завлечь женщину в постель проще простого — и так было во все времена. Создать для такого дракулину может только полный идиот.

— Зачем же тогда старым вампирам нужны новые?..

— Их обращают или случайно, или от скуки, потому что компания нужна даже таким, как мы. А секс — всего лишь приятное дополнение.

— И для вас?..

— И для меня.

Помолчав, Серас пробормотала своим коленкам чуть слышно:

— Но что хорошего в женщине, которая сама не понимает, что творит? Разве не лучше быть с тем, кто тебя любит?

— А с чего ты взяла, что влюбленная женщина понимает больше?

На это ей ответить было нечего, разве что то, что она сама имела лучшее мнение о влюбленных женщинах.

— А вы сами… чувствуете себя так же с леди Интегрой? — выпалила она и тут же, осознав, на какую неслыханную дерзость решилась, испуганно втянула голову в плечи. Но ничего не произошло — течение мыслей хозяина осталось мирным и неспешным, словно он так и не услышал ее.

— Нет, Полицейская. Не совсем так, — вздохнул Алукард.

Больше всего на свете Серас хотела узнать, как именно тогда, но спросить не отважилась.

* * *

— Почему ты не стала пить мою кровь?!

Теперь, когда они вернулись домой, в свой подвал, вдали от Интегры, Уолтера и солдат, Серас наконец почувствовала, как хозяин на самом деле зол, и ее затрясло от ужаса. Впервые со дня обращения ей хотелось не быть рядом здесь, рядом с ним, а убежать и спрятаться, если б только возможно было спрятаться от этого вездесущего гнева.

— Я… я просто не пью ее.

Алукард сгреб в кулак воротник ее рубашки и без труда оторвал Серас от земли. Ни отвернуться, ни вырваться было нельзя, и ей пришлось взглянуть ему прямо в странно побелевшее и заострившееся вдруг лицо.

— Иногда стоит себя заставить! Разве ты не хотела свободы?

Почему, почему он так злится, разве не все равно, что она, бестолочь без имени, сделала или нет?!

— Хотела… — просипела она, понимая, что лгать сейчас не просто бесполезно, но и очень опасно.

Хозяин разжал пальцы, и Серас обрушилась к его ногам тряпичной куклой.

— И что же случилось?

Или она тут вообще ни при чем? А просто… просто… все дело в этом священнике, в том, что он так силен, в том, что он почти сумел победить? Серас вспомнила свой слепой ужас и то, как прижимала к груди отрубленную голову, и резкий запах крови, и застывшее беспомощное удивление на мертвом лице и как едва не захлебнулась — впервые — не желанием, жалостью.

— Я передумала, — призналась она, все еще всхлипывая от страха.

— Что значит — передумала?! — прогрохотало сверху, но удивления в хозяйском голосе уже было больше, чем гнева.

— Я хочу остаться. С вами, — Серас снова всхлипнула, сама не веря, что сказала такое, и поспешила добавить. — Не в том смысле, конечно. А просто.

— Так тебе это все нравится? — солнце ее мира зубасто и хищно улыбалось ей со своей высоты.

Серас осторожно, словно ощупывая, все ли ее кости уцелели после минувшей бури, поднялась на ноги, отряхнула пыль с ладоней и объяснила, покраснев от смущения:

— Нет. Совсем не нравится. Но… если вы решите опять потерять голову, кто-то же должен быть рядом?